The poignant silence was back, along with its friends Awkward and Holy Fuck. ©
| Итак, я нарисую вас... На холодной стали |
 острой гранью алмаза, ржавчиной, огнем и пеплом, алгебраическими уравнениями и резким запахом химикатов. Я нарисую вас с острым, как бритва мечом в руке, с глазами цвета прошедшей молодости, на фоне горящих башен и серого дождливого неба. За вашей спиной будут стоять безмолвные черные легионы, а на вашу руку в специальной перчатке сядет ястреб. |
| Пройти тест |
Мда, сама себя начинаю бояться. )
| Итак, вам больше всего по нраву пришёлся Валерий Брюсов. |
| Валерий Яковлевич Брюсов родился в московской купеческой семье. Его литературная деятельность началась в 1890-х годах; вместе с Н. Минским, Д. Мережковским, 3. Гиппиус, К. Бальмонтом Валерий Брюсов стал одним из зачинателей русского символизма. В 1894-1895 гг. он подготовил и издал три сборника «Русские символисты», где поместил преимущественно свои собственные оригинальные и переводные стихотворения (позже объединены автором в цикл «luvenilia»). Эти стихотворения, а также вошедшие в сборники «Chefs doeuvre» («Шедевры», 1895) и «Me eum esse» («Это — я», 1887) относятся к раннему периоду творчества поэта; для них характерны идеи отстранения от жизни, культ красоты, солипсизм, эстетизм, а в области формы — импрессионизм, подражание западным символистам. Атмосфера первой русской революции 1905-1907 гг. решающим образом повлияла на изменение характера поэзии Брюсова. Его сборники этого периода — «Tertia vigilia» («Третья стража», 1900), «Urbi et orbi» («Граду и миру», 1903), «Stephanos» («Венок», 1906) и «Все напевы» (1909) —отличаются повышенной социальной активностью автора, приветствующего разрушительный вихрь революции. Однако действительные цели и задачи революции были ему чужды. |
| Пройти тест |
Эх, сразу вспоминается Циала Георгиевна и едиснтвенное стихотворение Брюсова, помимо послания поэту, которое я помню:
МИР ЭЛЕКТРОНА
Быть может, эти электроны
Миры, где пять материков,
Искусства, знанья, войны, троны
И память сорока веков!
Еще, быть может, каждый атом -
Вселенная, где сто планет;
Там - все, что здесь, в объеме сжатом,
Но также то, чего здесь нет.
Их меры малы, но все та же
Их бесконечность, как и здесь;
Там скорбь и страсть, как здесь, и даже
Там та же мировая спесь.
Их мудрецы, свой мир бескрайный
Поставив центром бытия,
Спешат проникнуть в искры тайны
И умствуют, как ныне я;
А в миг, когда из разрушенья
Творятся токи новых сил,
Кричат, в мечтах самовнушенья,
Что бог свой светоч загасил!